Я хочу, чтобы аудитория воспринимала мои работы так, как я имел в виду, по крайней мере, плюс-минус не радикально.

Однажды я ездил в Питер на выставку стрит-арта в музее. Я рисовал с натуры импрессионистический пейзаж. И там весь импрессионизм был в том, что я написал сверху текст впечатлений о Питере: я думал, что тут везде греча рассыпана, а тут сплошное барокко, что вокруг не наркоманы, не то, что в моём Красноярске. Это была работа про впечатление от Питера, и она не была критической, а её восприняли так, будто бы я критикую Петербург, хотя там явно был просто юмор. Это постмодернизм.

Обычно люди хорошо реагируют на моё искусство, потому что я пытаюсь сделать что-то добренькое и никого не обижать. Но было также несколько случаев безумных реакций. Это всегда сопряжено с тем, что произведение начинает форситься в сети.

Однажды я сделал пиксельного Ленина рядом с «Площадью Мира», потому что это бывший музей Ленина и потому что он построен в стиле конструктивизма. Коммунистическая партия Красноярска написала уйму жалоб на тогдашнего директора музея, Марию Букову, на меня, как на художника, который оскверняет светлое советское прошлое. В конечном счёте мы перекрасили Ленина в Деда Мороза.

Есть еще история про крота. Опять же рядом с музейным центром «Площадь Мира» я установил крота. Там была разорвана брусчатка. Я вырезал фигурку из пенопласта и вставил в эту дырку. Крот зафорсился на федеральном уровне: была куча комментариев, что это провокации в сторону коммунальных служб, что художнику делать нечего, лучше бы взял лопату, и сам всё закопал.

Никаких посланий будущим поколениям не хочу оставлять. У меня есть мини-цель: как можно больше расширить художественный дискурс, показать пример того, что можно творить искусство по-разному.