Все, что мы делаем
Имя, фамилия: Григорий Шаров
Псевдоним: это Шаров
Дата рождения: 11.08.1988
Особенности творчества: концептуализм, стрит-арт
«Мы имеем дело с уже сложившимся художником, за плечами которого собственный фестиваль, отмеченный различными критиками и искусствоведами. Стиль Шарова схож со стилем Закирова — это переосмысленные гравюры, только в случае Гриши речь уже не идет о милых добрых зверятах или ироничном стрит-арте, гравюры Гриши более серьезные, меланхоличные. Авторские работы отличает взрослая ироничность, серьезность, которая заставляет задуматься и остановиться на минуту, чтобы переосмыслить увиденное, вернуться вновь», — Валерия Ковальчук, искусствовед и научный сотрудник Красноярского Музейного центра «Площадь Мира».
Я родился в Братске (Иркутская область). В творчестве затрагиваю темы из детства, потому что они мне близки. Мои родители родились в деревне… Такие люди редко занимаются искусством, поэтому среди родственников я единственный такой.
Художественного образования у меня нет. Одноклассница, профессиональный художник, как-то пригласила меня обучиться мастерству, но это оказалось ужасно скучно. Строение форм, часы штриховок, чтобы добиться того, что я и так вижу глазами, казалось мне бессмысленным.
Получил высшее образование по специальности «Специалист по рекламе». В Москве я закончил актерские курсы — «Школу драмы Германа Сидакова». Два года назад я стал художником в профессиональном плане. В тот момент я работал на нескольких работах, и все мои отпуска тратились на то, что я куда-то ехал и что-то рисовал, вел мастер-классы, лекции. Я устал так жить. Решил рискнуть, и переехал в Красноярск.
Я много увлекался уличным искусством как зритель. Когда я жил в Москве, я пошёл на посмертную выставку выставку Паши 183.
Я думал, что уличное искусство, в основном, представлено граффити. Но когда я пришел на посмертную выставку, я осознал, что это был отчёт за жизнь. Меня поразила его искренность и почти детская наивность.
Причём мы пришли на выставку минут за 40 до закрытия, и надо было бегом посмотреть все. Я вышел ошарашенный, помню, я был под большим впечатлением. Спустя много лет я часто вспоминаю про этот зрительский опыт.
Мой творческий процесс прост: надо сесть и сделать. Когда вдохновение приходит, я имею привычку записывать мысль в блокнот.
Еще бывает так, что меня зовут принять участие в выставке. Там, естественно, есть сроки: ты просто садишься и начинаешь делать. Но прежде всего нарабатываешь базу знаний: что за тема, что тебя беспокоит в ней, что наболело. Бывает, нужно покопаться подольше, но именно тогда получается классно.
Я художник, который придумывает. Последний этап реализации, технический, зачастую мне не очень интересен. Я мечтаю, чтобы были люди, которым я буду объяснять, как нужно сделать.
Быть художником можно просто научиться. Это мастерство такое же, как катание на коньках.
Я просыпаюсь и делаю все, что могу, пока хватает сил. Если ничего не нужно — ничего не делаю. Я не люблю, когда у меня есть дела, не связанные с работой, посередине дня, поэтому стараюсь сделать их с утра. Проще, когда знаешь, что весь день будет впереди.
Меня вдохновляет сама жизнь. Я часто делаю работы, на тему которых у меня «наболело». Если мне что-то не нравится, я хочу высказаться на эту тему.
Чтобы были силы создавать, нужно жить интересную жизнь: не каждый день ходить по одному и тому же пути домой и не каждый день смотреть один и тот же сериал. Я часто в магазине беру еду, про которую заведомо знаю, что она мне не понравится. Я тот странный человек, который берет с полки самое сомнительное. Иногда оказывается, что это очень вкусно. Например, недавно я попробовал молоко со вкусом пломбира.
Минусы работы в том, что заработок непредсказуем. Можно заработать ноль рублей, а можно сделать хорошие деньги на несколько месяцев вперед. Например, недавно я ездил в Калугу и рисовал для T-банка, а летом участвовал в выставке для «Ельцин-центра».
Самым главным разочарованием могут быть люди. Я понял, что среда не так добра. Везде есть люди, которые тебя не любят. Бывает, мне говорят, что я не художник. Ладно бы это делали горожане, но когда это исходит от профессионалов…
В церкви есть такое понятие — лишение сана: когда церковный начальник лишает возможности проповедовать, общаться с Богом. Но кто он такой, чтобы запрещать это? Так и здесь. Ты такой же человек, как и все остальные, почему ты считаешь себя в праве лишать меня моего звания?
Раньше у меня были амбиции, я их достиг. Самое классное, что мне нравится процесс, мне хочется сохранить это чувство на всю жизнь, не поддаться искушениям, не уйти в жесткую коммерцию.
Есть мечта, чтобы люди попытались разобраться в искусстве, а не искали причины, почему это им не нравится. Чтобы люди потратили секунду и подумали: «Ну подождите, ведь кто-то это делал, ему это было важно, может быть, это не просто фигня».
Недавно у меня прошла выставка-архив, посвященная тому, что я делал в Братске. В финале был длинный коридор, где висели скриншоты реальных комментариев людей. Я специально подобрал полярные истории. Один чувак писал, что я делаю для культуры в Братске больше, чем отдел культуры города Братска, а другой писал, что это мазня, лучше бы нарисовали Гену с Чебурашкой.
Жизнь воспитывает художника, и кожа утолщается. Ты же не можешь прочитать комментарии и перестать заниматься искусством. Сейчас мне хочется говорить с современниками, с людьми, которые окружают меня, через своё искусство. Если это получается, если мой голос чистый, то классно. Если нет, то я попробую подумать, как с вами еще можно поговорить о том, что меня волнует.
Эта работа появилась на остановке, она находилась между двух салонов сотовой связи. Шесть лет назад я четко осознал, что люди проводят чересчур много времени в телефонах, в соцсетях. И я стал подмечать, что мы перестали говорить о главном за столом.
«Оффлайн» — это отсылка к «Тайной вечере» да Винчи. Только здесь все апостолы сидят в гаджетах, причем гаджеты я все время обновляю: например, появляется больше камер.
Почему тут нет Бога? Может быть, и есть. На его месте роутер, и мне нравится как кто-то интерпретировал, что Иисус проповедовал свою религию так же, как и роутер раздает Интернет. Я хотел передать с помощью картины то, что они отвлеклись настолько сильно, что даже не заметили отсутствие Христа среди них.
«Спортсмены» впервые появились в уличном формате, это моя первая осознанная работа на улице. Я жил в Москве, занимался рекламой и театром, а потом умер папа, и мне пришлось вернуться в Братск. К сожалению, там ни рекламой, ни театром особо не позанимаешься.
Я спросил себя, что я хочу делать. Понял, что хочу попробовать уличное искусство. Братск — довольно криминальный город, и мое детство прошло в среде ныне запрещенной экстремистской организации АУЕ*. Когда я сидел в кафе, за соседним столиком ребята начали бодро обсуждать, что они отработали телефон, а у другого старший брат вышел из зоны, и сейчас он какие-то дела нарешает.
Мотивом для картины послужила детская боль, чувство несправедливости от того, что так бывает в жизни. Разговор за соседним столиком словно ударил меня молотом по голове. В детстве эта тема тоже была ненавистна. Даже спустя годы ничего не изменилось.
Я захотел высказаться на эту тему и вспомнил, что у Малевича есть работа «Спортсмены». Она, собственно, выглядит точно так же, только четыре фигуры стоят. Я подумал, что в Братске спортсмены выглядят вот так на самом деле. Взял кусок обоев, и на нем дома нарисовал работу. Затем пошел, приклеил ее к афишному полузаброшенному стенду. И вдруг оказалось, что эта тема волнует не только меня. Про нее стали писать. Люди включились в обсуждение.
Я искал диалог в театре, но сделать это было сложно… Нужен режиссер, сценарист, драматург, сцена, и вы там худо-бедно через полгода выходите на сцену. А здесь все просто: ты берешь банку краски, выходишь на улицу, никого особо не спрашиваешь, и вот тебе диалог.
*АУЕ — экстремистская организация, ее деятельность запрещена в РФ
«Календарь» — это процесс, а не событие. Мне кажется, что общество крайне полярно, оно раскололось на два полюса. Их обоих не устраивает нынешнее положение дел.
Каждый из этих лагерей надеется, что что-то изменится, они оба находятся в ожидании. Решение будет либо в одну сторону, либо в другую. И, соответственно, получится так, что одни дождутся, чего желали, а вторые получат по заслугам. Так можно прочитать: а вы дождетесь, в смысле, вы у меня получите. Но кто и что получит — неизвестно, нужно только подождать.
Почему эта работа называется «Календарь»? Потому что для меня она сверстана, как отрывной лист календаря: здесь когда-то появится дата, когда кто-то дождется и кто-то получит.
«Календарь» появился в високосный год, 29 февраля. Этот день бывает раз в четыре года. И этот день, он как будто бы есть, а как будто бы и нет. Если говорить про вещи, связанные с этой работой, я видел, как раскалывается все мое окружение, в смысле, что все примыкают к тому или иному лагерю. Люди начинают ссориться, причем на темы, которые, казалось бы, не шибко влияют на их конкретно жизнь. И мне это не понравилось.